суббота, 11 июля 2015
you are still yours.
после ночи, наполненной лихорадочными шепотами-мольбами, неясными тенями под закрытыми веками и влажностью близкой грозы, встречать податливое, приглушенное утро субботы нужно крепко обхватив себя за плечи, небрежно распустив волосы, растворяя взгляд в набухших теплыми дождями облаках за окном. стираю ладонью скопившуюся в уголках губ печаль, с улыбкой читаю ночные сообщения от В. - удивительным образом она оказывается рядом, будто излучающая свет сказочная фея, на лопатках остались следы маленьких сильных пальцев - подбираю под себя босые ступни, чтобы сегодня их не коснулись грустные мысли о подсвеченных окнах, порогах, о значимых словах, которыми так привыкли разбрасываться, как пригоршнями монеток, о потускневших обещаниях и выцветших порывах. выбираю правильную музыку и самый ароматный кофе на завтрак, раскрываю ладони и развязываю все серебристые ниточки принадлежности, все алые ленты нежности, подернутой горечью от бессмысленного ожидания, от изломавших внутренности невозможностей. сегодня мне хочется думать о предстоящих дорогах, об утреннем свете, закупоренном в укромных цветущих двориках, ошеломляюще прекрасных звуках и не моих жизнях, о тех, кто не стыдится улыбаться мне, о том, что во мне хватит солнечной цельности, великодушной и мудрой мировости на всю эту горькую абсурдность. сегодня я не хочу выбирать печаль.
воскресенье, 05 июля 2015
you are still yours.
в голове разрываются минами глухие сомнения, болезненная ярость и бессилие, я отбиваюсь от этих разрушительных ощущений, от беспощадности замкнутого круга и иронии вновь и вновь повторяющихся историй. всхлипываю от той силы, с которой в мыслях взрываются и становятся бесформенной серой крошкой ошеломительно прекрасные слова, трогательно искренние признания, и не выдерживаю, совсем не выдерживаю ласкового медового взгляда В. я бормочу, находясь будто бы в бреду, что-то про покачнувшиеся весы, разбитые миры, оглушающее молчание и пьяные зависимости, неожиданно ударившие сильно и жестко. ничего не спрашивая, В. только накидывает чистое полотенце на мои промокшие от вечернего дождя волосы, пододвигает ближе кружку чая с чабрецом и тихонько сжимает мои пальцы в маленькой узкой ладони. и я так и засыпаю, с теплом ее руки в своей, еще чувствуя соль на воспаленной коже щек, проваливаясь в спасительную непроглядную темноту, как в озеро ледяной черной воды, и последней внятной мыслью отзвучало в висках: отпусти, господи, избави.
а утром я просыпаюсь от звуков осторожных шагов босых ног по полу, под прикрытыми веками пляшут теплые золотистые тени, а кожа пахнет солью и смятыми простынями. поворачиваю голову к свету - он пробивается сквозь оранжевые занавески и расцвечивает пол ослепительными полосками, погружая пространство в уютный прохладный полумрак - чуть потягиваюсь, и на лоб тут же опускаются знакомые узкие ладони, к плечу приникает светлая голова с пушистыми колечками волос, в утреннем свете она кажется объятой облаком чистейшего сияния, я невольно щурюсь и не могу не улыбнуться: голубоглазый ты одуванчик... и меня обволакивают пряное нежнейшее присутствие, запахи кофе с морожеными и корицей, мягкие звуки летнего утра за окном, будто лежишь в гамаке под деревьями в солнечный день и ощущаешь кожей заплатки света, когда он проходит сквозь листву, то становится особенно прозрачным, истончается до хрупкой зеленоватой дымки над головой. и я вспоминаю о том, что я есть нечто гораздо большее, чем сожаление, чем мимолетность. о том, что есть осмысленность и значимость под тонкой кожей запястий, и что мои внутренние деревья цветут не от собственнических мыслей, не от изломанных лихорадочных желаний, а от нежности, от готовности раскрывать ладони и щедро делиться. и моя ли вина в том, что течения меняют ход, жесты тускнеют, и на перекрестках снова, кажется, сломались все светофоры. моя искренность всегда со мной, - думаю я с благодарностью, легко касаясь губами светлой, пахнущей медом макушки.
а утром я просыпаюсь от звуков осторожных шагов босых ног по полу, под прикрытыми веками пляшут теплые золотистые тени, а кожа пахнет солью и смятыми простынями. поворачиваю голову к свету - он пробивается сквозь оранжевые занавески и расцвечивает пол ослепительными полосками, погружая пространство в уютный прохладный полумрак - чуть потягиваюсь, и на лоб тут же опускаются знакомые узкие ладони, к плечу приникает светлая голова с пушистыми колечками волос, в утреннем свете она кажется объятой облаком чистейшего сияния, я невольно щурюсь и не могу не улыбнуться: голубоглазый ты одуванчик... и меня обволакивают пряное нежнейшее присутствие, запахи кофе с морожеными и корицей, мягкие звуки летнего утра за окном, будто лежишь в гамаке под деревьями в солнечный день и ощущаешь кожей заплатки света, когда он проходит сквозь листву, то становится особенно прозрачным, истончается до хрупкой зеленоватой дымки над головой. и я вспоминаю о том, что я есть нечто гораздо большее, чем сожаление, чем мимолетность. о том, что есть осмысленность и значимость под тонкой кожей запястий, и что мои внутренние деревья цветут не от собственнических мыслей, не от изломанных лихорадочных желаний, а от нежности, от готовности раскрывать ладони и щедро делиться. и моя ли вина в том, что течения меняют ход, жесты тускнеют, и на перекрестках снова, кажется, сломались все светофоры. моя искренность всегда со мной, - думаю я с благодарностью, легко касаясь губами светлой, пахнущей медом макушки.
you are still yours.
несмотря на раскисшие дороги, безнадежно испорченные грязью кроссовки, нависшее свинцовое небо и почти без перерыва шуршащие все три дня холодные дожди, Дикая мята оказалась очень теплым ламповым событием с множеством фонариков, кружек кофе, улыбок и музыки. хмурая погода вовсе не помешала тихонечко улыбаться знакомым мелодиям Mgzavrebi, чье трогательное и очень искреннее выступление превзошло все мои ожидания, заполнило теплотой укромные уголки внутри, и теперь при воспоминании о нем меня неизменно обволакивает золотистая нежность. а еще были неспешные утра, пронизанные сладкой, щемящей тишиной соснового моря, разговоры на подоконниках обо всем на свете далеко за полночь, пустынные сказочные дороги, блестящие от мягких прохладных дождей, ночи без тягостных мыслей и тревожных снов, и это не менее ценно, чем музыка, сопровождавшая нашу маленькую компанию все эти дни. ведь что может быть лучше, когда внутри сливаются в одно разноцветное полотно ощущение пути, трепетный звон, сочное изумрудное лето, любимые напевы, да податливое стальное небо.
среда, 24 июня 2015
you are still yours.
волшебность живет в искорках в глубине глаз, в мимолетных тихих улыбках, в тех, которые чуточку с грустинкой и понимающей ласковостью, она живет в неожиданных жестах и в чаше протянутых к небу ладоней, в беззащитности выступающих под загорелой кожей ключиц и золотистых колечках волос, которые то и дело приходится сдувать со лба. волшебность прячется среди баночек с кофе по утрам, в поступи босых ног, растянутых майках и мисках с ароматной, налитой кровью клубникой, она исходит родным запахом от маминых волос и ложится улыбающимися морщинками в уголках рта, сворачивается клубком посередине книг, рассыпается солнечными отблесками на подоконниках и воплощается в очередной сотне неуклюжих снимков. но все же больше всего ее внутри, когда она плещется между ребер спокойными теплыми волнами, как тихонько выдыхающее на рассвете море, и наполняет так, что, кажется, сейчас или задохнешься, или расплачешься. она рождается во мне и живет внутри меня, и как же глупо с моей стороны продолжать надеяться, что однажды эту волшебность могут привнести извне.
суббота, 20 июня 2015
you are still yours.
ночь светла из-за всполохов молний на горизонте, дрожит громовыми раскатами, стучит в окна косыми ливнями, и я долго-долго не могу заснуть, под веками скопилось вдруг слишком много усталости и тревожных картинок. вижу знакомое имя онлайн, и становится теплее, словно кто-то накинул на плечи мягкое одеяло, говорю себе, что нет ничего постыдного заворачиваться в эти призрачные нереальные ощущения, ведь они ничего не отбирают и не тянут никого на дно, и, успокоенная, проваливаюсь в недвижную темноту. на рассвете, на границе между сном и явью, когда все внутри становится вдруг болезненно, невыразимо хрупким и обнаженным, когда так легко уколоть пальцы о самые темные сомнения, о самые лихорадочные порывы, я вспоминаю очень правильные и мудрые слова старого друга и стараюсь держаться только за них. в конце концов, каждый делает свой выбор, а потому мне стоит перестать тревожиться из-за выбора других, невольно думаю я позже, сонно помешивая на огне крепкий, темный, как земля, кофе, из-за опустевших запасов молока в доме изменяя своим привычкам.
в моем доме сегодня тихие шепоты теплых серебристых дождей, набухшее грозой небо и свинцовые тени, бесконечные минуты правильной музыки и спасительные белоснежные страницы. а затем я дышу вдоволь влажными мерцающими сумерками, растворяюсь в тусклых огоньках притихшего города, раскрываю разноцветный зонт над головой и позволяю промокнуть любимым акварельным кедам. оказываюсь среди смеха, среди яркого света и громких звуков, в которых можно, наконец, без опаски заблудиться, выпустить наружу все-все мысли, забыть обо всех обязательствах и невозможностях и просто наслаждаться моментом - дивным приглушенным вечером, доброй компанией, тем, что ты здесь и сейчас, и ничто в мире больше не имеет значения, тем, что можно без смущения поднимать руки, смеяться без ограничений, будто у тебя в кармане целая вечность, целый кулек вселенской мудрости.
в моем доме сегодня тихие шепоты теплых серебристых дождей, набухшее грозой небо и свинцовые тени, бесконечные минуты правильной музыки и спасительные белоснежные страницы. а затем я дышу вдоволь влажными мерцающими сумерками, растворяюсь в тусклых огоньках притихшего города, раскрываю разноцветный зонт над головой и позволяю промокнуть любимым акварельным кедам. оказываюсь среди смеха, среди яркого света и громких звуков, в которых можно, наконец, без опаски заблудиться, выпустить наружу все-все мысли, забыть обо всех обязательствах и невозможностях и просто наслаждаться моментом - дивным приглушенным вечером, доброй компанией, тем, что ты здесь и сейчас, и ничто в мире больше не имеет значения, тем, что можно без смущения поднимать руки, смеяться без ограничений, будто у тебя в кармане целая вечность, целый кулек вселенской мудрости.
воскресенье, 14 июня 2015
you are still yours.
бежать во весь дух среди высоких, по пояс, налитых золотом колосьев пшеницы, сбрасывая с себя тяжелые мысли и тревожные сомнения, скидывая с плеч лихорадочные шепотки и глупые, глупые желания, ощущать каждым сантиметром кожи прозрачную патоку зыбкого летнего заката, когда травинки истончаются, плывут в дурманном мареве, а ладони, кажется, светятся изнутри, задирать голову вверх, пытаясь вобрать в себя огромное небо, океаны воздуха и чистейшую, незамутненную тишину, будто весь мир затаил дыхание - все это так правильно, так необходимо.
мы разворачиваем любовно приготовленные О. бутерброды, пальцы липкие от клубничного сока, на голых коленках шершавые следы земли и трогательные царапинки, вслушиваемся в нежнейшее шуршание колосков и до самого захода солнца валяемся на пледе - клетчатого островка посреди бескрайнего пшеничного моря. а когда на небе загораются звезды - мерцающие глазки в пурпурно-лиловой глубине - можно долго-долго лежать на спине, тихонько напевать волшебные песенки и ощущать, как целый мир, расплывающийся в синеватых сумерках, звонкий, пьяный этой июньской оглушительной ночью, откликается на эти неуклюжие напевы, сворачивается клубком в ямке над ключицей. развязываются вдруг тугие узелки внутри, стала ровнее гладь, и все лишнее, все, что тянет вниз и приносит беспокойные сны на рассвете, забилось на самый пыльный чердак, отступило назад, давая дышать и быть трепетно, восторженно живым.
мы разворачиваем любовно приготовленные О. бутерброды, пальцы липкие от клубничного сока, на голых коленках шершавые следы земли и трогательные царапинки, вслушиваемся в нежнейшее шуршание колосков и до самого захода солнца валяемся на пледе - клетчатого островка посреди бескрайнего пшеничного моря. а когда на небе загораются звезды - мерцающие глазки в пурпурно-лиловой глубине - можно долго-долго лежать на спине, тихонько напевать волшебные песенки и ощущать, как целый мир, расплывающийся в синеватых сумерках, звонкий, пьяный этой июньской оглушительной ночью, откликается на эти неуклюжие напевы, сворачивается клубком в ямке над ключицей. развязываются вдруг тугие узелки внутри, стала ровнее гладь, и все лишнее, все, что тянет вниз и приносит беспокойные сны на рассвете, забилось на самый пыльный чердак, отступило назад, давая дышать и быть трепетно, восторженно живым.
пятница, 12 июня 2015
you are still yours.
лениво забивая рожок моей старенькой эспрессо-машины карамельным кофе утром и жмурясь от лужиц яркого солнечного света на полу, переступая с одной босой ступни на другую и готовя крепкую молочную пену, я строю в голове образы один за другим, все наполненные густым закатным сиянием, поднимающимся от нагретой за день земли теплом и дурманом серебристо-изумрудной травы. и радуюсь, что части из них предстоит завтра обрести собственную реальность, стать застывшими картинками.
город утопает в тополином снегу, я невольно замедляю шаг, останавливаюсь, завороженная: в просвете между деревьями, пронизанные солнцем, крошечные пушинки кажутся живыми существами, фейри, не иначе, неспешно летящими по своим волшебным делам, и ничем не примечательный просвет этот становится вдруг порталом в чудесный неведомый мир. я осторожно прикасаюсь к тончайшим венчикам колокольчиков, разглядываю нежные лиловые прожилки и линии, кончик носа в желтой пыльце, и думаю о том, что плести собственные истории, давать цвести внутренним деревьям и пропускать сквозь ладони потоки света у меня получается гораздо лучше, чем находить правильные слова и совладать с дрожанием натянутых до предела струн внутри, отдающих болезненным звоном от неосторожных прикосновений. а строить очередные маршруты и пропадать среди заросших тропинок, растворяться в невыносимо прекрасных звуках выходит гораздо лучше, чем откликаться на движения другого сердца, делиться своими стекляшками и быть великодушной и легкой, как подсвеченное солнцем облачко. и об этом мне стоит всегда помнить.
город утопает в тополином снегу, я невольно замедляю шаг, останавливаюсь, завороженная: в просвете между деревьями, пронизанные солнцем, крошечные пушинки кажутся живыми существами, фейри, не иначе, неспешно летящими по своим волшебным делам, и ничем не примечательный просвет этот становится вдруг порталом в чудесный неведомый мир. я осторожно прикасаюсь к тончайшим венчикам колокольчиков, разглядываю нежные лиловые прожилки и линии, кончик носа в желтой пыльце, и думаю о том, что плести собственные истории, давать цвести внутренним деревьям и пропускать сквозь ладони потоки света у меня получается гораздо лучше, чем находить правильные слова и совладать с дрожанием натянутых до предела струн внутри, отдающих болезненным звоном от неосторожных прикосновений. а строить очередные маршруты и пропадать среди заросших тропинок, растворяться в невыносимо прекрасных звуках выходит гораздо лучше, чем откликаться на движения другого сердца, делиться своими стекляшками и быть великодушной и легкой, как подсвеченное солнцем облачко. и об этом мне стоит всегда помнить.
воскресенье, 07 июня 2015
you are still yours.
в конце суматошной рабочей недели я оказываюсь вдруг среди звона бокалов, теплого смеха, среди звонких ручейков задушевных разговоров, меня ласковым шарфом окутывают запахи дыма и опускающихся летних сумерек. по жилам медленно растекается тепло душистого вина, чуть кружится голова, я судорожно вдыхаю и ощущаю с пронзительной ясностью, что в считанных сантиметрах от моей руки лежит крепкий локоть В., и мне так хочется пробежаться пальцами по венам, едва проступающим под смуглой прохладной кожей, так хочется придвинуться чуть-чуть ближе и улыбаться чуть-чуть смелее, но нельзя, совсем нельзя. и мне остается только закусывать нижнюю губу от всех этих невозможностей, сладкой ноющей волной всколыхнувшихся в межреберье, прикрывать глаза и не позволять горечи скапливаться в уголках губ. любуюсь украдкой отблесками вечерних огоньков, затерявшихся в светлых ресницах, в серо-зеленых глазах расплескалось вдруг расплавленное золото, подаюсь навстречу знакомому голосу и прошу тихонько, чтобы этот вечер никогда не заканчивался.
но вечер все же заканчивается, а утром я просыпаюсь, оставляя горячечные шепоты в подушку на рассвете, на границе снов и яви кутаясь в призрачные ощущения, которым не обрести собственную реальность. окунаю ладони в потоки золотистого солнечного света, улыбаюсь незамутненной синеве неба в окне, чихаю и, тряхнув взлохмаченной головой, привычно иду на кухню готовить кофе. и повторяя свой неизменный утренний ритуал, не могу не думать о злосчастных сантиметрах, которые становятся вдруг в один ошеломительный миг непреодолимой пропастью.
но вечер все же заканчивается, а утром я просыпаюсь, оставляя горячечные шепоты в подушку на рассвете, на границе снов и яви кутаясь в призрачные ощущения, которым не обрести собственную реальность. окунаю ладони в потоки золотистого солнечного света, улыбаюсь незамутненной синеве неба в окне, чихаю и, тряхнув взлохмаченной головой, привычно иду на кухню готовить кофе. и повторяя свой неизменный утренний ритуал, не могу не думать о злосчастных сантиметрах, которые становятся вдруг в один ошеломительный миг непреодолимой пропастью.
воскресенье, 31 мая 2015
you are still yours.
последний день весны я провожу среди мягкой тишины осинового леса, подставляя замершие от утренней прохлады ладошки под тонкие золотистые струйки солнечного света, среди тихого звяканья белоснежной посуды и запахов облепихового чая, склонившись над раскрытой книгой и погружаясь в неведомые звездные миры, среди тысячи звуков и цветов, невольно улыбаясь желтым мордашкам ромашек и синим коронам васильков. отряхиваюсь от тяжелых неправильных мыслей, повторяю себе тихонько старые, как мир, истины и решаю, что лучше сосредоточиться на планах на это невероятное пахучее лето, мне столько предстоит сделать, отшагать, воплотить и сотворить. волшебный фестиваль и синеватые силуэты гор в июне, путешествие с братом в июле туда, где я ни разу не была, но где меня так ждут, а в августе пусть все же получится разноцветный Крым, ночевки в палатках, огромное, незамутненное городскими огнями ночное небо, разбитые коленки и загорелая, пахнущая апельсинами кожа. каждое лето - маленькая жизнь, маленькая история, и лучше меня ее никто не напишет.



пятница, 29 мая 2015
you are still yours.
даже самые правильные вещи в мире могут причинять боль, оставаться саднящими царапинками около ногтей, горькими складочками в уголках рта, щемящей надтреснутостью где-то под левой ключицей. я касаюсь затылком холодного кафеля и, крепко зажмурив глаза, не могу не думать о печальных неизбежностях, навстречу которым я, кажется, шагаю каждый день, подбираюсь все ближе и ближе к краю, пока не наступит, наконец, мгновение, когда нужно будет выбирать: затаив дыхание, шагнуть вниз, где меня будет ждать неповоротливая свинцовая вода, или остановиться, набраться смелости и отпустить, беспомощно, доверчиво раскрывая худые ладони. бросаю позади все бессмысленные обязательства, заглушаю все болезненные шевеления присланной старым другом песней, так пришедшейся по сердцу, даже не пытаюсь перешагивать блестящие лужи, в которых заплатки грозового неба и маленькие бури из вздыбившихся от пузырей волн, опускаю зонт и позволяю спасительным каплям путаться в пропахших полуденной пылью волосах, щекотать шею и смывать со лба все тягостные мысли, все тревожные наваждения. орехово-кофейное тепло, изящный букетик васильков - каждый лепесток как крохотное ультрамариновое чудо, как еще одна осмысленность - промокшие сандалии, трогательное вкрадчивое шуршание осиновых крон, изумрудный, набухший теплым летним дождем полумрак - лучшие обезболивающие, и я растворяюсь в этом, а вместе со мной растворяются и подкравшиеся было к ногам горечь и застарелые тени из прошлых жизней. возможно, мне так и остаться прозрачной невесомостью, заблудиться в очередной раз среди множества перекрестков с выключенными светофорами, но эту мягкую податливую дождливую принадлежность у меня больше не отнять. и это то, что делает меня мной.
суббота, 23 мая 2015
you are still yours.
мне очень ценны неспешные, пронизанные солнцем утра, когда можно лениво потягивать карамельный кофе, включать негромко самые правильные песенки, жмуриться от растекающегося по кухне света, перелистывать хрустящие страницы книги, поджимая под себя босые ступни, сворачиваясь в клубок на неудобном стуле. в этой неторопливости видится мне нечто совершенно особенное, значимое, будто целая вселенная уместилась вдруг в солнечном отблеске на взлохмаченной макушке. я улыбаюсь этой осмысленности, позволяю ей наполнить меня до кончиков пальцев и попутно заполняю шкаф уже летними платьями и рубашками, прокручивая в голове планы на следующие три месяца, слова, которым предстоит родиться и стать произнесенными вслух, шаги и жесты, из которых сложится однажды чудесное панно, пронзительные, сумасшедшие и смелые: доверительные разговоры до самого зыбкого рассвета, спонтанные вылазки, крепкие объятия, воплощенные образы, вечера, когда реальность размывается, истончается в золотистом багрянце заката, морская пена и сладкое вино в крови, пыльные сандалии и расцарапанные коленки, поцелуи в уголок рта, лихорадочные признания, потрепанные карты и ягодный сок на губах. мы сделаем это лето волшебным.
суббота, 16 мая 2015
you are still yours.
эти дни полнятся запахами, в которых - пьянящая весна, робкие надежды и тончайшие акварельные сны. в рабочем кабинете витает сиреневый дурман, от которого так сладко кружится голова, и совершенно путаются мысли. я опускаю лицо в облако нежных сиреневых лепестков, не могу надышаться их прохладным ароматом, заодно пряча покрасневшие от теплых, ласковых слов В. щеки, они звучат как чудесная музыка из доселе невиданного мной мира.
улыбаюсь очень правильным, ободряющим сообщениям от старого друга и удивляюсь тихонько, как же хорошо меня понимают, как же меня поддерживают, он делится со мной грандиозными планами на лето: Кельн, Амстердам, Париж, - а я только и могу, что писать неуклюжие благодарности в ответ и жалеть, что не могу обнять. пятничный вечер знаменуется корзинкой клубники, а уж от нее исходит запах близкого уже изумрудного дымчатого июня, летних тропинок и сокровенных желаний, написанных второпях кривым почерком в блокнот, произнесенных горячим шепотом в подушку на рассвете. мама садится за стол напротив, в ее серебристых волосах - закатное золото, а в глазах - мерцающая грустинка, и мне вдруг становится пронзительно нежно, будто прозвучал аккорд давно забытой любимой песни.
слушая знакомый голос в трубке приглушенным, наполненном тенями утром, я в очередной раз явственно ощущаю пройденный рубеж, нет места шагам назад, это надтреснутость, которой вряд ли теперь обрести цельность, обреченная, почти торжественная законченность, нет, окончательность, и от нее становятся чуть сгорбленнее плечи, чуть виднее горькие складочки около губ. заканчиваю разговор и долго-долго сижу на подоконнике со всегдашней кружкой с кофе, наблюдая за оживающим после ночной тишины городом, раскинувшимся внизу.
мне верится, что однажды все станет кристально ясным, и будет сделан правильный выбор, выбран правильный поворот на перекрестке, лишние слова растворятся в осмысленности, а лишние жесты останутся лишь в тягостных снах.
улыбаюсь очень правильным, ободряющим сообщениям от старого друга и удивляюсь тихонько, как же хорошо меня понимают, как же меня поддерживают, он делится со мной грандиозными планами на лето: Кельн, Амстердам, Париж, - а я только и могу, что писать неуклюжие благодарности в ответ и жалеть, что не могу обнять. пятничный вечер знаменуется корзинкой клубники, а уж от нее исходит запах близкого уже изумрудного дымчатого июня, летних тропинок и сокровенных желаний, написанных второпях кривым почерком в блокнот, произнесенных горячим шепотом в подушку на рассвете. мама садится за стол напротив, в ее серебристых волосах - закатное золото, а в глазах - мерцающая грустинка, и мне вдруг становится пронзительно нежно, будто прозвучал аккорд давно забытой любимой песни.
слушая знакомый голос в трубке приглушенным, наполненном тенями утром, я в очередной раз явственно ощущаю пройденный рубеж, нет места шагам назад, это надтреснутость, которой вряд ли теперь обрести цельность, обреченная, почти торжественная законченность, нет, окончательность, и от нее становятся чуть сгорбленнее плечи, чуть виднее горькие складочки около губ. заканчиваю разговор и долго-долго сижу на подоконнике со всегдашней кружкой с кофе, наблюдая за оживающим после ночной тишины городом, раскинувшимся внизу.
мне верится, что однажды все станет кристально ясным, и будет сделан правильный выбор, выбран правильный поворот на перекрестке, лишние слова растворятся в осмысленности, а лишние жесты останутся лишь в тягостных снах.
понедельник, 11 мая 2015
you are still yours.
иногда чтобы чувствовать, что внутри расцветают крохотные бутончики счастья, принадлежности и цельности, вполне достаточно погружаться в спасительную воду, от которой во все стороны поднимаются тысячи закатных отблесков, покупать апельсиновый сок, а затем не торопясь сделать крюк, чтобы перехватить еще и кружку изумительного орехового латте в любимом фургончике, вполне достаточно тихо мурлыкать в такт любимым песенкам, ощущать на щеках густой медовый свет майского заката и видеть, как вспыхивают в этом свете непослушные завитки волос, с улыбкой благодарить за нежный букетик ландышей, в их холодном свежем аромате можно совсем потерять голову, а потом не удержаться и купить еще охапку белоснежной сирени, потому что ее так любит мама.
в гостях у В. я с восхищением озираюсь среди поистине творческого беспорядка, среди сырых еще холстов, разбросанных по полу тюбиков с красками и еще доброго десятка чудесных штук, названия которых я тут же забываю - В. усердно работает над дипломным проектом, что, впрочем, вовсе не мешает ей встречать меня свежезаваренным чаем из очередного диковинного далека, потчевать вкуснейшими домашними сладостями и пододвигать ближе тарелку с орехами и фруктами. не выдерживаю и прошу разрешения прийти с камерой, делимся самыми безумными планами и мечтами на лето, набрасываем новые маршруты, отмечаем новые точки на оси координат: летом ты обязательно поедешь со мной под Ростов ловить зеркальные речные закаты; а давай твой день рождения встретим в Тбилиси; нет, я все же разорюсь на велосипед; может, и правда бросить все и рвануть в Крым в августе. и я могу только тихонько улыбаться от того, как светятся ее глаза, от того, как же здорово делиться мечтами и быть услышанным.
дома я расставляю свои хрупкие белоснежные цветы по комнатам, готовлю овощную запеканку для мамы, думаю о сотнях возможностей, о сотнях будущностей, об осенних путешествиях, о рождающихся в голове образах, которым нужно будет придать осязаемую форму, о непрестанных шажках вперед и о том, что не стоит оглядываться через плечо, и если моему новому миру быть, то он обязательно появится, несмотря на все сомнения, перекрестки без светофоров и тягостные сны.

в гостях у В. я с восхищением озираюсь среди поистине творческого беспорядка, среди сырых еще холстов, разбросанных по полу тюбиков с красками и еще доброго десятка чудесных штук, названия которых я тут же забываю - В. усердно работает над дипломным проектом, что, впрочем, вовсе не мешает ей встречать меня свежезаваренным чаем из очередного диковинного далека, потчевать вкуснейшими домашними сладостями и пододвигать ближе тарелку с орехами и фруктами. не выдерживаю и прошу разрешения прийти с камерой, делимся самыми безумными планами и мечтами на лето, набрасываем новые маршруты, отмечаем новые точки на оси координат: летом ты обязательно поедешь со мной под Ростов ловить зеркальные речные закаты; а давай твой день рождения встретим в Тбилиси; нет, я все же разорюсь на велосипед; может, и правда бросить все и рвануть в Крым в августе. и я могу только тихонько улыбаться от того, как светятся ее глаза, от того, как же здорово делиться мечтами и быть услышанным.
дома я расставляю свои хрупкие белоснежные цветы по комнатам, готовлю овощную запеканку для мамы, думаю о сотнях возможностей, о сотнях будущностей, об осенних путешествиях, о рождающихся в голове образах, которым нужно будет придать осязаемую форму, о непрестанных шажках вперед и о том, что не стоит оглядываться через плечо, и если моему новому миру быть, то он обязательно появится, несмотря на все сомнения, перекрестки без светофоров и тягостные сны.
we are music makers. we are dreamers of our dreams, after all.

you are still yours.
просыпаясь утрами от легких щекотных прикосновений солнечных отблесков на щеках и лбу, я неизменно чихаю, сонно протираю глаза, хотя от этого извечно скапливающиеся под ними тени меньше вовсе не становятся, и зарываюсь еще на пару сладостных минут в подушку и влажные запахи еще не до конца растворившихся ночных наваждений. поправляю свой одеяльный замок, закрываю глаза и позволяю себе на мгновение погрузиться в невесомые ощущения теплой кожи под пальцами, неслышные звуки дыхания над ухом, призрачный аромат теплоты и уютности - так всегда пахнут только что выглаженные простыни. и я чувствую, как внутри крепнут нежные побеги еще одной значимости, самой правильной на свете осмысленности, их хочется укрыть бережно ладонями, и от этого так сладко страшно, так болезненно радостно. а где-то на пороге притулилась, сгорбив плечи, бесслезная горечь понимания простейших истин, но сейчас ей вовсе нет места здесь, ведь я надежно закрываю все двери и заделываю все щели. качаю взлохмаченной головой, мысленно посылаю пожелания доброго утра в надежде на то, что все же они найдут своего адресата и обернутся мягким серебристым платком вокруг шеи, и босиком, щурясь от яркого света, иду на залитую утренним солнцем кухню готовить кофе.
все больше и больше мгновений, о которых - не написать, не выразить, а можно только хранить внутри, возвращаясь к ним снова и снова в беспокойные предрассветные часы, когда реальность становится, как глина, мягкой и податливой, все грани - зыбкими, а слова, произнесенные лихорадочным шепотом, находят собственное воплощение. мне боязно заглядывать под поверхность, ступать глубже, я иду, кажется, на ощупь с повязкой на глазах, а мои мировость и цельность словно натянуты до предела, до хрупкого звона, в них я чувствую рождение чего-то совершенно удивительного, большого, пугающего и прекрасного одновременно, будто скоро закончится одна из моих дорог, приведет, наконец, к долгожданной цели. сухая и прохладная ладонь В. как маячок осязаемости, как молчаливое доказательство бытия - ты есть, ты существуешь здесь, в паре десятков сантиметров от меня. и я только крепче обнимаю сильные плечи, изгиб которых обязательно однажды станет совсем родным и знакомым, и улыбаюсь сквозь искрящуюся солнцем слезную дымку. быть может, мне даже чуточку больно от этих осторожных касаний к моим деревьям внутри, самому сокровенному из моих миров, будто сняли все покровы, коснулись внутренних струн, и вот я стою, полуобнаженная, растворенная в свете, пронизанная необычайно огромным присутствием, с вытащенными на поверхность застарелыми истинами и ранками. и все же, и все же в межреберье свернулась тугими кольцами горячая благодарность, совершенно невыразимая, бесконечно правильная. мне бы еще чуть-чуть смелости, мне бы еще немного наполненности.
все больше и больше мгновений, о которых - не написать, не выразить, а можно только хранить внутри, возвращаясь к ним снова и снова в беспокойные предрассветные часы, когда реальность становится, как глина, мягкой и податливой, все грани - зыбкими, а слова, произнесенные лихорадочным шепотом, находят собственное воплощение. мне боязно заглядывать под поверхность, ступать глубже, я иду, кажется, на ощупь с повязкой на глазах, а мои мировость и цельность словно натянуты до предела, до хрупкого звона, в них я чувствую рождение чего-то совершенно удивительного, большого, пугающего и прекрасного одновременно, будто скоро закончится одна из моих дорог, приведет, наконец, к долгожданной цели. сухая и прохладная ладонь В. как маячок осязаемости, как молчаливое доказательство бытия - ты есть, ты существуешь здесь, в паре десятков сантиметров от меня. и я только крепче обнимаю сильные плечи, изгиб которых обязательно однажды станет совсем родным и знакомым, и улыбаюсь сквозь искрящуюся солнцем слезную дымку. быть может, мне даже чуточку больно от этих осторожных касаний к моим деревьям внутри, самому сокровенному из моих миров, будто сняли все покровы, коснулись внутренних струн, и вот я стою, полуобнаженная, растворенная в свете, пронизанная необычайно огромным присутствием, с вытащенными на поверхность застарелыми истинами и ранками. и все же, и все же в межреберье свернулась тугими кольцами горячая благодарность, совершенно невыразимая, бесконечно правильная. мне бы еще чуть-чуть смелости, мне бы еще немного наполненности.
воскресенье, 10 мая 2015
you are still yours.
отправляясь к притихшему апрельскому морю за умиротворением, неспешным созерцанием и наполняющей тишиной, я и помыслить не могла, что обрету на разноцветном каменистом берегу не только это, не только утра, наполненные ласковым журчанием волн и тончайшими ниточками солнца, не только теплые закаты, похожие на нежные акварельные мазки, десятки укромных, пахнущих диким разнотравьем и солью троп, не только проходящие сквозь замерзшие ладони снопы принадлежности ошеломительному, сияющему миру, - не только это, но и нечто иное, нечто огромное, наполняющее меня до самой макушки, рвущееся из грудной клетки, отчего хочется улыбаться и смаргивать с ресниц теплые золотистые слезы. я шепчу во влажную от наваждений подушку горячечные бессвязности, от них спасти могут разве что холодные сны, в которых меня осторожно подхватывает бирюзовая морская вода.
неловко ковыляю среди валунов, следуя за синеватым благоухающим рассветом, засыпаю среди соснового дурмана, среди океана полуденного сияния, растворяюсь в сырых туманах, восторженно кричу что-то в шторм, в самое трепещущее сердце разбушевавшегося моря, ставшего вдруг неповоротливым и грозным, а вечерами, молчаливыми и прохладными, заворачиваюсь покрепче в пуховое одеяло на крошечной веранде и слушаю далекий морской рокот и дождливые шепоты среди листвы. и так пронзительно, так ясно чувствую, как нетвердыми шагами приближаюсь к краешку то ли еще одной бездны, то ли еще одной вселенной, робко протягивая ладони, которые столь долгое время держали собственный свет, не давая ему разлиться. кажется, апрель изменил все. кажется, море внутри вышло из берегов.
неловко ковыляю среди валунов, следуя за синеватым благоухающим рассветом, засыпаю среди соснового дурмана, среди океана полуденного сияния, растворяюсь в сырых туманах, восторженно кричу что-то в шторм, в самое трепещущее сердце разбушевавшегося моря, ставшего вдруг неповоротливым и грозным, а вечерами, молчаливыми и прохладными, заворачиваюсь покрепче в пуховое одеяло на крошечной веранде и слушаю далекий морской рокот и дождливые шепоты среди листвы. и так пронзительно, так ясно чувствую, как нетвердыми шагами приближаюсь к краешку то ли еще одной бездны, то ли еще одной вселенной, робко протягивая ладони, которые столь долгое время держали собственный свет, не давая ему разлиться. кажется, апрель изменил все. кажется, море внутри вышло из берегов.
воскресенье, 26 апреля 2015
you are still yours.
рассеянный полуденный свет пробивается сквозь тяжелые занавеси с золотыми кистями и мягко окутывает мою волшебную В., точно золотистая шаль легла на светлую кожу плеч, она - мой островок надежности в зыбком океане человеческих эмоций, нечто реальное, теплое и осязаемое в водовороте призрачных образов и лихорадочных снов. чуть склоняет голову набок, неодобрительно щуря серые глаза, но кроме упрека, в них плещется и неподдельная печаль, ей печально за меня. ты же понимаешь, что в итоге будет больно только тебе, - и я вздыхаю и отворачиваюсь от невыносимой правды, и смею надеяться, что в этот раз мои мировость и легкость пронесут меня над всеми острыми шипами, не дадут опуститься под тонкую блестящую поверхность, ведь там совершенно нет дна.
разливаем чай по кружкам между вторым и третьим часом ночи, небрежно разваливаемся на неудобных стульях, чуть пьяные от сладких ночных запахов и вина, неторопливо пропускаем меж пальцев задушевные разговоры - жизненные ниточки, которые сошлись воедино здесь, на полупустой кухне, глубоко за полночь, в самом прекрасном городе из моих прошлых жизней, в самое нужное время. засыпая, утыкаюсь носом в теплую лопатку В. и прошу, чтобы хотя бы в эту ночь ко мне не приходили ледяные бесцветные сны. зализываю свежие ссадинки на ладонях и запястье, вытряхиваю тяжелые мысли из косматой головы, неуклюже подпеваю моим заветным девятнадцати песенкам, шагаю осторожно по холодному полу, чтобы не разбудить никого ненароком, не могу надышаться абрикосовым дурманом, зажмуриваюсь крепко-крепко до тех пор, пока под веками не начнут расплываться разноцветные пятнышки, подставляю лицо почти летнему уже солнцу и совсем, совсем не хочу говорить о важных вещах.
сумасшедший стук сердца и теперь я весь день буду пахнуть тобой. боженька, помоги мне не взорваться.
разливаем чай по кружкам между вторым и третьим часом ночи, небрежно разваливаемся на неудобных стульях, чуть пьяные от сладких ночных запахов и вина, неторопливо пропускаем меж пальцев задушевные разговоры - жизненные ниточки, которые сошлись воедино здесь, на полупустой кухне, глубоко за полночь, в самом прекрасном городе из моих прошлых жизней, в самое нужное время. засыпая, утыкаюсь носом в теплую лопатку В. и прошу, чтобы хотя бы в эту ночь ко мне не приходили ледяные бесцветные сны. зализываю свежие ссадинки на ладонях и запястье, вытряхиваю тяжелые мысли из косматой головы, неуклюже подпеваю моим заветным девятнадцати песенкам, шагаю осторожно по холодному полу, чтобы не разбудить никого ненароком, не могу надышаться абрикосовым дурманом, зажмуриваюсь крепко-крепко до тех пор, пока под веками не начнут расплываться разноцветные пятнышки, подставляю лицо почти летнему уже солнцу и совсем, совсем не хочу говорить о важных вещах.
сумасшедший стук сердца и теперь я весь день буду пахнуть тобой. боженька, помоги мне не взорваться.
суббота, 18 апреля 2015
you are still yours.
я встречаю хрупкий звенящий рассвет, сидя на белоснежном валуне, едва касаясь босыми ступнями подкрадывающихся волн, расправляю плечи и спину, распускаю пахнущие ночными наваждениями волосы, чтобы напитались соленым солнечным светом, протягиваю руки вверх, к мягкому, набухающему близкими дождями небу, к блестящим верхушкам сосен. я сижу на самом краешке мира, который так легко обнять, так правильно впитывать в себя, податливого, расплывающегося золотистыми отблесками от морской воды, рассыпающегося звуками прибоя, свежего утреннего бриза и негромких напевов. и закрывая глаза - под ними всегда скапливаются тени - я думаю о том, что быть мне очередной невесомостью, призрачным присутствием за плечом, случайным упоминанием, слетевшим с губ, но, к счастью, на этот раз у меня припасена добрая сотня нехоженых дорог, добрая сотня ждущих своих реальностей образов, тысячи невысказанных слов и непрочитанных книг, наполненные морем и темнотой сны и целый мир, чудесным образом уместившийся между косточек. и это то, что делает меня значимой, это то, что должно меня спасти.
пятница, 17 апреля 2015
you are still yours.
на пару этих дней я оставляю за закрытой дверью моего привычного пространства все несуразные обязательства, нервную суету, оглушающие уродливые слова и разрушительные порывы, снимаю все мои смешные талисманы, запираю в шкатулке браслеты-обереги, смахиваю с ладоней остатки тягостных бесформенных снов, а беру с собой потертый кожаный блокнот, самые правильные песни, фотоаппарат, термос с любовно сваренным кофе, кладу в карманы пригоршни нежности, пару карамелек, запахи весеннего звенящего леса и осторожные прикосновения, теплое сбивчивое дыхание над ухом и склянку чистейшего концентрированного счастья и света, надеваю поношенные ботинки, видавшие не один десяток дорог, целую дорожки трогательных морщинок на мамином лбу, проверяю билеты, делаю глубокий вдох и выхожу из дома. навстречу сонно улыбающемуся после тяжкого зимнего сна морю, с ворохом образов и мыслей в голове, от которых так сладко, так слезно щемит под левой ключицей, с лихорадочным блеском глаз, чуть простывшая и влюбленная, мысленно посылаю пару самых добрых пожеланий, чтобы они однажды обернулись прохладными серебристыми дождями в чьих-то снах. иногда очень нужно выключить все посторонние звуки, выпустить наружу все потоки и прислушаться к дрожанию струнок внутри. и лучше места, чем тихо выдыхающее на рассвете абрикосовое море, не найти для этого.
вторник, 14 апреля 2015
you are still yours.
я смотрю из-под устало прикрытых ресниц на мою тоненькую, как былинку, В. всю в облаке из утреннего сияния и белоснежной мучной пыли, с разноцветными от яичных красок ладошками и спутанными колечками золотистых волос, погружаюсь в запахи ее пространства - ненавязчивой простоты, вербеновых духов и сахарной пудры, - и чувствую, как на горле развязывается тугая лента нервозности, отступают от моих босых ступней досадливые серые тени. бережно повязанный пучок вербы, вспыхнувший вдруг под легкими прикосновениями солнечных лучей мягким светом, пушистое покрывало и тихие, доносящиеся сквозь рассыпающуюся влажными отблесками дымку слова поспи еще, сегодня нам не нужно никуда спешить, огромные чайные кружки с расплескавшимся весенним утром, неспешные разговоры до самого зыбкого синеватого рассвета, залитый чистым апрельским небом балкон и подоконники, на которых я часами просиживаю, свернувшись в клубок, сладкий абрикосовый дурман в воздухе, закатное золото, ленивой патокой растекшееся по трамвайным рельсам. несмело подхожу, крепко обнимаю худые острые плечи и шепчу куда-то в теплую ямку под ключицей с загадочным узором из крошечных родинок: как же я тебя люблю, моя прекрасная женщина, как же хорошо, что ты у меня есть.
осторожно, на ощупь ступаю по кромке темной холодной воды, под ногами - целый океан влажной выжелтевшей травы, а над головой - очередной поток будущностей, робких желаний, сладкого до боли ожидания, от которого по ночам спится совсем тревожно, совсем беспокойно. колокольчиковая звонкость и слезная нежность. я совсем, совсем забыла, как это - протягивать ладони со всеми своими саднящими царапинками, со всей своей принадлежностью и мировостью, со всеми птицами и оголенными деревьями, тягостными горячечными снами и тропами, неясными наваждениями и мокрыми шепотами в подушку, протягивать, зажмуриваться крепко-крепко от боязни сделать поспешный шаг и провалиться в пустоту, и все же, все же признаюсь себе, что мне хочется именно так, потому что это мотыльковое доверие, хрупкое, как рассветные сны, это проходящие сквозь все мое существо снопы света, это больше, чем больные убогие привязанности, целая история из слов, порывов, прозрачной на просвет нежности, которая все равно останется со мной, что бы ни произойдет дальше. мне хочется завернуться в это прикосновение, внимательный блеск серо-зеленых глаз как в самое мягкое на свете одеяло, прикрыть воспаленные веки и забыться снами, в которых не будет печальных невозможностей.
смаргиваю подступающую к глазам боль, какая рождается, когда глухота застревает где-то слева: то горят старые подгнившие мосты. закрываю все мои двери от ледяных сквозняков, складываю ладони вокруг своих светлячков, чтобы их не задела ненароком одуряющая, лихорадочная глухота, заделываю дыры и щели от призраков, которые были живыми лицами в других жизнях, кажется. это больное неприсутствие так унизительно, эти дешевые жесты и разыгранные сценки так пошлы, что от ярости белеют пальцы, а к вискам приливает горячей волной кровь. все мои миры замерли, покрылись тоненькой корочкой, чтобы не достали их неуклюжие грубые пальцы, не тронули больше изуродованные навязчивые одержимости. пульсирующая, набухающая точка невозврата.
вдох-выдох.
осторожно, на ощупь ступаю по кромке темной холодной воды, под ногами - целый океан влажной выжелтевшей травы, а над головой - очередной поток будущностей, робких желаний, сладкого до боли ожидания, от которого по ночам спится совсем тревожно, совсем беспокойно. колокольчиковая звонкость и слезная нежность. я совсем, совсем забыла, как это - протягивать ладони со всеми своими саднящими царапинками, со всей своей принадлежностью и мировостью, со всеми птицами и оголенными деревьями, тягостными горячечными снами и тропами, неясными наваждениями и мокрыми шепотами в подушку, протягивать, зажмуриваться крепко-крепко от боязни сделать поспешный шаг и провалиться в пустоту, и все же, все же признаюсь себе, что мне хочется именно так, потому что это мотыльковое доверие, хрупкое, как рассветные сны, это проходящие сквозь все мое существо снопы света, это больше, чем больные убогие привязанности, целая история из слов, порывов, прозрачной на просвет нежности, которая все равно останется со мной, что бы ни произойдет дальше. мне хочется завернуться в это прикосновение, внимательный блеск серо-зеленых глаз как в самое мягкое на свете одеяло, прикрыть воспаленные веки и забыться снами, в которых не будет печальных невозможностей.
смаргиваю подступающую к глазам боль, какая рождается, когда глухота застревает где-то слева: то горят старые подгнившие мосты. закрываю все мои двери от ледяных сквозняков, складываю ладони вокруг своих светлячков, чтобы их не задела ненароком одуряющая, лихорадочная глухота, заделываю дыры и щели от призраков, которые были живыми лицами в других жизнях, кажется. это больное неприсутствие так унизительно, эти дешевые жесты и разыгранные сценки так пошлы, что от ярости белеют пальцы, а к вискам приливает горячей волной кровь. все мои миры замерли, покрылись тоненькой корочкой, чтобы не достали их неуклюжие грубые пальцы, не тронули больше изуродованные навязчивые одержимости. пульсирующая, набухающая точка невозврата.
вдох-выдох.
воскресенье, 05 апреля 2015
you are still yours.
просыпаюсь от самых хрупких, тончайших снов на самом рассвете, тех самых, которые так хочется подольше удержать в ладонях, они как кружево из незнакомых улыбок, теплых шепотов и прикосновений. не спеша, смакуя каждое движение, готовлю завтрак, кухня заполняется привычными ароматами кофе и корицы, пыльного солнца, примостившегося на подоконнике, и свежестью ленивого воскресного утра.
в планах на сегодня - книжный магазин и вербные букетики, мало разговоров, знакомое тепло шершавых пальцев, плейлист из девятнадцати самых светлых, самых правильных песен, под которые так хорошо шагать по залитым солнечным светом улицам, которыми так нужно делиться, трогательные мысли, поселившиеся трепетной нежностью под левой ключицей. К. принимает от меня один наушник, и мы неторопливо идем под витражами отряхнувшихся после дождливых дней деревьев, обмениваясь молчаливыми улыбками, сияющими взглядами, сидим рядышком, деля десерт на двоих, в огромной чаше полуденного света, от кожи поднимается особый пряный запах, а кольца спутанных волос вдруг заиграли золотыми бликами.
я позволяю себе мечтать сегодня о, неуклюже подпевать are you full of love, full of love? и под внезапным порывом покупаю охапку вербной нежности и для В., которую крепко обнимаю на пороге вечером. меня почти заставляют присоединиться к чаепитию, и я, легкомысленно послав куда подальше задание к завтрашнему занятию по китайскому, с удовольствием жмурюсь от запахов мускатного ореха и сандала.
возвращаюсь домой, когда уже опускаются на город дымчатые сумерки, с ворохом мыслей в голове, принадлежностью и любовью, и я знаю, откуда это все, откуда во мне столько хрустальности и внутреннего света. но это не так уж и важно, правда.

в планах на сегодня - книжный магазин и вербные букетики, мало разговоров, знакомое тепло шершавых пальцев, плейлист из девятнадцати самых светлых, самых правильных песен, под которые так хорошо шагать по залитым солнечным светом улицам, которыми так нужно делиться, трогательные мысли, поселившиеся трепетной нежностью под левой ключицей. К. принимает от меня один наушник, и мы неторопливо идем под витражами отряхнувшихся после дождливых дней деревьев, обмениваясь молчаливыми улыбками, сияющими взглядами, сидим рядышком, деля десерт на двоих, в огромной чаше полуденного света, от кожи поднимается особый пряный запах, а кольца спутанных волос вдруг заиграли золотыми бликами.
я позволяю себе мечтать сегодня о, неуклюже подпевать are you full of love, full of love? и под внезапным порывом покупаю охапку вербной нежности и для В., которую крепко обнимаю на пороге вечером. меня почти заставляют присоединиться к чаепитию, и я, легкомысленно послав куда подальше задание к завтрашнему занятию по китайскому, с удовольствием жмурюсь от запахов мускатного ореха и сандала.
возвращаюсь домой, когда уже опускаются на город дымчатые сумерки, с ворохом мыслей в голове, принадлежностью и любовью, и я знаю, откуда это все, откуда во мне столько хрустальности и внутреннего света. но это не так уж и важно, правда.
