you are still yours.
небо сегодня - особенно нежное, краски его - особенно чисты, а ветви - черны и хрупки, словно отряхиваются от тягостных холодных снов. я просыпаюсь на самом рассвете, теплая, соленая, растерянная и взъерошенная, потому что мне снова снятся ладони, которые я больше не могу держать, и моя подушка безжалостно измята, яростно скомкано одеяло, и саднят крошечные царапинки около ногтей. протягиваю Д. заранее приготовленную кружку с ореховым кофе - две ложечки сахара, как она любит, и еще совсем немного для сладости, для улыбки, и она безмятежно улыбается, жмурится от удовольствия. лес звенит птичьими переливами, словно серебряный колокольчик звякает то тут, то там, шаги осторожны и мягки, и воздух пьяняще свеж и сладок, и дышать вдруг становится очень правильно и слезно. рабочий стол исполосован припозднившимся солнцем, в коридоре случайно сталкиваюсь почти нос к носу с В. - все тот же острый взгляд, резкие черты, неловко брошенное здравствуй, и в груди наливается свинцом глухая, молчаливая тяжесть, будто меня с размаху зашвырнули в темные океанские воды - снова тишина меж ребер, снова, снова... я с трудом отворачиваюсь, расправляю плечи, поправляю платье - то самое, о котором сказал однажды ты в нем, как куколка ручной работы, - твердеют уголки губ, иду легкой отчаянной поступью, перевожу дух, сжимаю дрожащие ладони. отпустит, переболит, высохнет, обесцветится, рассыплется в пыль. сухим шепотом-плачем.
сбегаем вместе с Д. в пронизанный золотистым сиянием вечер, я и забыла, как это прекрасно - делить музыку на двоих, любуемся прохожими, пьем совсем никудышный кофе, во дворах брызнули белоснежными цветами абрикосы - весеннее волшебство, напитались солнцем пухлые почки, стала мягкой и свежей трава. я иду, подняв голову вверх, к витражам цветущих ветвей, и впитываю льющийся с неба разноцветный звон и кружевную неподвижность золотых сумерек, и обрывки разговоров мимо, окна, витрины, крыши, но более всего - небо, умытое и прозрачное, подмигивающее первыми чистыми звездами. Д. обнимает крепко и порывисто на прощание и просит: только, пожалуйста, никакой печали больше на сегодня. она не знает, что получасом позднее я сижу на подоконнике, отчаянно пытаясь согреться знакомыми звуками и кружками чего-то горячего (горячительного?), кутаясь в плед и кофту, прикрывая глаза и видя перед собой резкие черты, острый блеск серо-зеленых глаз, слыша тот самый смех, от которого все так трепетало и звучало внутри, от которого однажды мой мир покачнулся и покорно, почти без боя разлетелся на тысячи искр. вокруг головы сгущаются тени, повлажнели ресницы, и я думаю о том, что каждый из нас сделал свой выбор, зови не зови, разбивай руки в кровь, выкашливай сердце, умолкай. ты решил, что за меня слишком разрушительно бороться, а я - что больнее быть тебе кем-то, чем никем. и дай мне сил никем тебе остаться, господи.
сбегаем вместе с Д. в пронизанный золотистым сиянием вечер, я и забыла, как это прекрасно - делить музыку на двоих, любуемся прохожими, пьем совсем никудышный кофе, во дворах брызнули белоснежными цветами абрикосы - весеннее волшебство, напитались солнцем пухлые почки, стала мягкой и свежей трава. я иду, подняв голову вверх, к витражам цветущих ветвей, и впитываю льющийся с неба разноцветный звон и кружевную неподвижность золотых сумерек, и обрывки разговоров мимо, окна, витрины, крыши, но более всего - небо, умытое и прозрачное, подмигивающее первыми чистыми звездами. Д. обнимает крепко и порывисто на прощание и просит: только, пожалуйста, никакой печали больше на сегодня. она не знает, что получасом позднее я сижу на подоконнике, отчаянно пытаясь согреться знакомыми звуками и кружками чего-то горячего (горячительного?), кутаясь в плед и кофту, прикрывая глаза и видя перед собой резкие черты, острый блеск серо-зеленых глаз, слыша тот самый смех, от которого все так трепетало и звучало внутри, от которого однажды мой мир покачнулся и покорно, почти без боя разлетелся на тысячи искр. вокруг головы сгущаются тени, повлажнели ресницы, и я думаю о том, что каждый из нас сделал свой выбор, зови не зови, разбивай руки в кровь, выкашливай сердце, умолкай. ты решил, что за меня слишком разрушительно бороться, а я - что больнее быть тебе кем-то, чем никем. и дай мне сил никем тебе остаться, господи.