you are still yours.
не выдерживаю и позволяю себе прикрыть глаза, а темному озеру внутри - проступить тенями на лице, горькими складочками в уголках губ, в нервных движениях неловких некрасивых пальцев. разжимаю ладони и погружаюсь с головой в туманное безысходное рваное за окном, памятуя о горячечных снах, о пустотах, разрастающихся между ребер, о том, кто живет во мне очередной невозможностью, очередным подсвеченным окном, в которое мне можно иногда заглядывать, но вряд ли удастся когда-нибудь распахнуть настежь. ну что же с тобой такое? - серо-зеленые глаза В. чуть устало блестят, находят трещинки в моей столь выхоленной скорлупке, что ее можно, пожалуй, принять и за правду, если не смотреть на меня дольше мгновения. судорожно выдыхаю и совсем, совсем не нахожу слов, они застревают ненавистным бульканьем в горле, щиплют уголки глаз и умирают крохотными взрывами в грудной клетке. я совсем не знаю, как мне по-настоящему рассказать о том, как роняешь голову на соленые ладони пронзительными утрами после очередного тяжелого сна, об одуряющей боли от невозможности прикоснуться, от которой могу только разве что скрючиваться на влажных простынях, скулить и просить боженьку о чуде - из тех, которых не бывает - о том, как режет пальцы молчание, старые амулеты теряют силу, мир вокруг становится совсем тихим и тусклым, пропадают всплески красок, ранок на спине становится все больше, а взгляд в зеркале совсем не узнать. как мне рассказать о том, как страшно возвращаться домой и вглядываться внутрь, потому что после все равно отплевываешься кровью, как бывает трудно сделать следующий вдох, как выплакиваешь вечера напролет под вкрадчивые, все прощающие звуки, как пытаешься найти тропинку обратно, к теплым рукам или к легкой, светящейся насквозь себе, а застреваешь на пустом перекрестке со сломанными светофорами, с парой трогательных воспоминаний на плечах и стеклянным крошевом внутри. я не знаю, как нужно рассказывать об этом, как сделать так, чтобы меня, наконец, услышали. гораздо проще списать все на пасмурный бесцветный день, на скопившийся недосып, свинцовое небо, да на глупые суетные неприятности, а мою проклятую убогую надрывность лучше запереть на ключик в моей косматой голове, чтобы не сбить ей никого с ног, чтобы никому от нее не было стыдно.