you are still yours.
мой ласковый любимый город протягивает мне пригоршни солнечного света в заскорузлых ладошках укромных двориков, окутывает плечи теплыми оранжевыми сумерками, улыбается щербатыми улыбками покосившихся окон и блестящих крыш. я снова хожу знакомыми тропами, оставляя царапинки на загорелых пыльных коленках, распускаю влажные кудри по ветру, наполненному полынной горчинкой и прозрачной небесной синевой, кладу гудящую от звона сверчков, от шелеста золотистых колосков голову на шершавый камень, который щедро делится со мной собранным за день теплом, и падаю, падаю в пенящийся океан неба над головой. и мне чудится, что в этот невозможно до сладкой дрожи чудный вечер я смогу найти в себе силы и вспомнить, наконец, о том, что действительно имеет значение - о мире-в-себе, о воздушной цельности и доброй сотне дорог, о принадлежности, смелости и музыке, заполняющей все черные пустоты внутри чистейшим светом, о самых значимых, самых простых жестах, в которых - любовь и осмысленность, о радости, ни к чему не привязанной, и внутренних деревьях, так нуждающимся в искренних порывах, трогательных улыбках. я раскрываю ладони, и мне чудится, что развязываются тягостные узелки, истончаются глупые болезненные привязанности, отдаваясь между ребер лишь слабым мимолетным отзвуком, будто случайное прикосновение к гитарной струне. в месте, которое помнит все мои самые сокровенные шепоты, разбитые дни и прошлые жизни, которое неизменно встречает меня залитыми закатным золотом улочками и ласковыми изумрудными утрами на подоконнике, разъедающая горечь превращается в нежную тонкую печаль, а острая абсурдность вдруг сглаживается, ломает все свои шипы. как же мне собрать всю эту теплоту в банку, как же унести с собой и не расплескать по пути, уберечь от безжалостных слов и бессмыслицы и дать расцвести изнутри.