you are still yours.
сегодня знаменуется невесомым пробуждением, запахами специй на кухне, протянутыми вверх ладонями, сквозь которые просвечивает щедрое июльское солнце - меня словно убаюкивают золотые волны ясного летнего полудня, просачивающегося сквозь витражи древесных крон, - неожиданными встречами и очень правильными словами - они сходят со страниц одно за другим, оседают шелковым шарфом на плечах, и я, судорожно выдыхая, понимаю вдруг, что половина книги уже прочитана.
а вечером я получаю ласково-трогательное совушка моя от В., и, успев запастись карамельным кофе и миской с ягодами, мы пропадаем среди ромашкового озерца, подернутого медовой закатной дымкой, среди густого сияния уходящего дня, когда можно собирать свет в пригоршни, растворяться в нем, поднимаясь все выше и выше, к самому расцвеченному пурпуром небу. свист ветра в ушах, восторг от скорости, от тепла руки, крепко поддерживающей за предплечье, разбитые коленки и стертые ладошки, звон сверчков и запах остывающей к ночи земли, мягкость множества колечек светлых волос, щелчок затвора фотоаппарата, огромные глаза огромного мира, смотрящие прямо насквозь, навылет, спокойно и чуть с усмешкой: мол, где же тебя носило все это время, тебя заждались. и когда в наполненном тишиной небе загораются первые бледные звезды, огни города остаются далеко позади, а я, беспечно скинув с усталых ног пыльные кеды, лежу среди невозможно сладкого дурмана травинок, надо мной склоняется В., тихонько улыбается и говорит, что все это неслучайно. и в эту минуту я знаю ответ, почему летние планы вдруг полетели в тартарары, а моим робким наивным мечтам о мягких поцелуях в уголок рта, кажется, не суждено сбыться. чтобы у меня были эти вечера, пронизанные целительной грустинкой, осмысленными разговорами, да ромашковой нежностью.
а вечером я получаю ласково-трогательное совушка моя от В., и, успев запастись карамельным кофе и миской с ягодами, мы пропадаем среди ромашкового озерца, подернутого медовой закатной дымкой, среди густого сияния уходящего дня, когда можно собирать свет в пригоршни, растворяться в нем, поднимаясь все выше и выше, к самому расцвеченному пурпуром небу. свист ветра в ушах, восторг от скорости, от тепла руки, крепко поддерживающей за предплечье, разбитые коленки и стертые ладошки, звон сверчков и запах остывающей к ночи земли, мягкость множества колечек светлых волос, щелчок затвора фотоаппарата, огромные глаза огромного мира, смотрящие прямо насквозь, навылет, спокойно и чуть с усмешкой: мол, где же тебя носило все это время, тебя заждались. и когда в наполненном тишиной небе загораются первые бледные звезды, огни города остаются далеко позади, а я, беспечно скинув с усталых ног пыльные кеды, лежу среди невозможно сладкого дурмана травинок, надо мной склоняется В., тихонько улыбается и говорит, что все это неслучайно. и в эту минуту я знаю ответ, почему летние планы вдруг полетели в тартарары, а моим робким наивным мечтам о мягких поцелуях в уголок рта, кажется, не суждено сбыться. чтобы у меня были эти вечера, пронизанные целительной грустинкой, осмысленными разговорами, да ромашковой нежностью.