you are still yours.
жаркое раскаленное утро, от земли поднимается зыбкое прозрачное марево, обгорели нос и шея, глаза слезятся от ослепительного белого солнечного света, но зато в корзинке источает изумительный запах лета и полузабытой любви горсть клубники, брызжут соком медовые, золотистые на просвет абрикосы, рассыпались по столу, будто кровинки или яркие бусинки, ягоды ароматной смородины. босые ступни в дорожной пыли, саднят крошечные, но болезненные мозоли, расцарапаны коленки, а кожа пахнет жарой, загаром и едва уловимой горечью, словно напиталась ночными тенями.
а затем выслушиваю много интересного о собственном здоровье, морщусь при словах "затяжная депрессия", неохотно подставляю запястья под иглу прибора, потому что так стыдно, что хочется отдернуть ладонь и поглубже засунуть в карман. - солишь еду, когда ее уже подали на стол? - спрашивает врач - женщина лет пятидесяти с проницательным взглядом и светлыми волосами. - обычно да, - отвечаю. - значит, невыплаканных слез в тебе много. и я вздыхаю и не нахожу, что ответить, и в красивом, большом и белом кабинете повисает неловкое молчание.
а к вечеру с севера приходят ласковые, шуршащие ливни, остаются веселыми разводами на окнах автобусов, расползаются холодными мурашками по мокрым рукам, барабанят по хлипкому зонту, и я выбегаю стремглав из леса, взъерошенная и промокшая до нитки, нахожу ближайшее крыльцо, опускаюсь на скамейку и замираю. вот серебряным облаком отскакивают капли от блестящей крыши, вот склонили свои головки под тяжестью воды цветы в маленьком саду, вот подобрался край лужи ближе к грязным сандалиям. поднимаю голову к исполосованному струями ливня небу, подавляю приступ дрожи в плечах и не могу заставить себя вернуться домой. целый вечер среди этих первозданных звуков, и меня заворожило, притянуло, будто другой мир вдруг блеснул за завесой дождя.
оставляю мокрые следы в коридорах, заворачиваюсь в одеяло, распахиваю окна навстречу ночной прохладе, повязали голову беспокойные образы, ложатся на страницы соленые шепоты, и я ищу спасения в простых ненавязчивых словах, в простых обыкновенных фразах. кажется, они более настоящие, чем все за последние три месяца, вместе взятое.
завтра закончится июнь.
а затем выслушиваю много интересного о собственном здоровье, морщусь при словах "затяжная депрессия", неохотно подставляю запястья под иглу прибора, потому что так стыдно, что хочется отдернуть ладонь и поглубже засунуть в карман. - солишь еду, когда ее уже подали на стол? - спрашивает врач - женщина лет пятидесяти с проницательным взглядом и светлыми волосами. - обычно да, - отвечаю. - значит, невыплаканных слез в тебе много. и я вздыхаю и не нахожу, что ответить, и в красивом, большом и белом кабинете повисает неловкое молчание.
а к вечеру с севера приходят ласковые, шуршащие ливни, остаются веселыми разводами на окнах автобусов, расползаются холодными мурашками по мокрым рукам, барабанят по хлипкому зонту, и я выбегаю стремглав из леса, взъерошенная и промокшая до нитки, нахожу ближайшее крыльцо, опускаюсь на скамейку и замираю. вот серебряным облаком отскакивают капли от блестящей крыши, вот склонили свои головки под тяжестью воды цветы в маленьком саду, вот подобрался край лужи ближе к грязным сандалиям. поднимаю голову к исполосованному струями ливня небу, подавляю приступ дрожи в плечах и не могу заставить себя вернуться домой. целый вечер среди этих первозданных звуков, и меня заворожило, притянуло, будто другой мир вдруг блеснул за завесой дождя.
оставляю мокрые следы в коридорах, заворачиваюсь в одеяло, распахиваю окна навстречу ночной прохладе, повязали голову беспокойные образы, ложатся на страницы соленые шепоты, и я ищу спасения в простых ненавязчивых словах, в простых обыкновенных фразах. кажется, они более настоящие, чем все за последние три месяца, вместе взятое.
завтра закончится июнь.