днем я упираюсь воспаленным взглядом в белесую стену и тоскливо слушаю барабанную дробь нечаянного летнего ливня за окном, думая о прохладных осторожных ладонях В., а вовсе не об очередной горсти насущных, чрезвычайно важных дел. я, кажется, снова слышу надломленный треск внутри, судорожно глотаю раскаленный воздух и погружаюсь под зыбкую, обманчиво спокойную поверхность, а там мне чудится бесконечный зеленоватый океан, и мне становится дико страшно от силы этих темных неповоротливых волн, подступающих к ногам. нервный суетный день остается позади, и я возвращаюсь домой: примялось платье, разорвался барселонский смешной браслетик, волосы напитались пылью и полуденным жаром, а сандалии успели промокнуть от огромных блестящих луж - осторожно закрываю дверь, опускаюсь на исполосованный солнечными отблесками пол, запускаю пальцы в копну спутанных прядей и крепко зажмуриваю глаза, под ними уже собрались усталые тени. мне вовсе не хочется наваждений, в которых одна движущаяся темнота, сухих судорожных шепотков, вырывающихся откуда-то из очень больной и тревожной глубины, рваных, выдавленных горечью строчек и крошечных ранок на лопатках, оставляющих багровые пятнышки на простынях по утрам. совсем не хочется держать в ладошках хрупкие мотыльковые картинки и смаргивать печаль от ударившего под дых ненастоящества, рассыпающейся на множество монеток непринадлежности, улыбаться кривясь от осознания всех безжалостных закономерностей - ласковая петля на моей ослабевшей цельности - и думать, что, может быть, однажды взгляд станет сильнее и пронзительнее, звонче и правильнее молчания, придавившего плечи. осыпаются бессвязные мольбы, это всего лишь несколько перехваченных часов тягостного сна, это всего лишь глупые бессмысленные фразы, мне хочется знакомого теплого плеча под щекой, мягкого приглушенного запаха в ноздри и чтобы совсем, совсем ничего не было после, чтобы все стерлось после злосчастного дня, когда что-то очень большое и значимое упало с высоты. раз-два-три, вдох, кровинка на губе.