на самом деле, не так уж и трудно мягко улыбаться, слушая знакомый голос в трубке по утрам, вовремя откликаться тихой усмешкой на особенно остроумные замечания, расставлять смайлы в нужных местах, сбегать теплыми ясными вечерами в пронизанные фонариками сумерки, не глядеть украдкой на пустое окно сообщений, не возвращаться к словам, выцветшим на раскаленном солнце, не смотреть тягостные сны и не оборачиваться через плечо. не так уж и трудно раскрывать ладони и отпускать ввысь все ласковые обещания, данные, видимо, не мне и не мной, все незаконченные истории и невысказанные слова, вытаскивать из карманов потрепанную нежность - ей, кажется, так и остаться горячечным слезным шепотом во влажную подушку - и ронять беспечно на землю. гораздо сложнее держать спину прямо, следить за горькими морщинками на переносице, не давать теням собираться около глаз, а смешной до одури болезненности - брызнуть из-под ресниц. гораздо сложнее не плакать в зыбкие предрассветные часы, когда беспорядочные волны обрушиваются на влажный от ночных наваждений лоб, непринадлежность вдруг сдавливает виски, а от призрачности ощущений можно только сжимать зубы и заламывать ладони в бессловесном вопле. и я тихонько сижу среди смятых покрывал, роняя на руки голову, разрывающуюся от невыносимой выворачивающей изнутри невозможности прикоснуться, от абсурда, разрастающегося в грудной клетке темным ледяным озером, и прошу совсем немножко сил, чтобы отпустило. гораздо сложнее не ступать по краешку, не думать о том, что мои истории повторяются раз за разом, и я снова остаюсь, оглушенная и чуть потерянная, на пороге без права зайти. все мои миры покрылись трещинками, я слышу скрежет стекла внутри, как расползаются дыры и захлопываются накрепко двери, как к горлу подкатывает липкий холодный страх растерять так дорого обошедшуюся мне цельность и горечь от собственной мимолетности, от собственного малодушия. я, кажется, теряю землю под ногами.